Деревянная симфония Кимр
Алексей Полубота,14 апреля 2012 года

Волжский городок славится старинными домами, выстроенными в стиле модерн. Однако желающим увидеть их стоит поторопиться

Бывает, что в совершенно чужом городе набредёшь на место, где напластования времён расступаются, и ты вдруг начинаешь понимать, что толкнуло под сердце основателей «града сего». Почему решили они именно в этом уголке бескрайней Руси остановиться и сделать его родиной не только для себя, но и для десятков поколений своих потомков.

В Кимрах такое место – набережная над высоким левым берегом Волги. С неё открывается вид на широкую водную равнину главной русской реки. Особенно хорош он осенью, когда волнистые линии берегов одеты в мягкую жёлто-оранжевую дымку увядания.

Именно отсюда я бы посоветовал каждому начинать знакомство с городом, который впервые упоминается в грамоте Ивана Грозного 1546 года. Последние десятилетия для Кимр, как и для большинства русских провинциальных городков были далеко не лучшими в их истории.
До Москвы отсюда всего два с половиной часа электричкой или на машине. Однако все приметы современной русской глубинки налицо: и разбитые дороги, и запущенные жилые дворы, и ветшающие исторические здания. В самом центре города зияют чёрными провалами краснокирпичные развалины того, что раньше было гостиным двором.
Поначалу человеку, случайно оказавшемуся в Кимрах, город вполне может не понравиться и даже произвести удручающее впечатление. Признаюсь, так было и со мной. Однако стоит внимательно присмотреться…

Главное, что выделяет этот приволжский городок среди сотен других – деревянный модерн. Так называется архитектурный стиль, получивший распространение в России во второй половине 19-го века. Кстати, стиль этот в провинции оставался актуальным даже в первые годы существования СССР.
В Кимрах деревянный модерн был особенно популярен среди зажиточных горожан. Потому-то, несмотря на беспримерное небрежение последних лет, сохранились ещё деревянные шедевры, ради которых сюда ежегодно приезжают сотни и тысячи ценителей не только из России, но и из Европы.

«Автономное» Савёлово

Обычно путешественники из Москвы, приезжая в Кимры, попадают в Савёлово, располагающееся на правом берегу Волги. До начала 20-го века Кимры и Савёлово были двумя большими богатыми сёлами, «поглядывающими» друг на друга с разных берегов реки. В 1917 году указом Временного правительства их объединили в один город. Но и сегодня Савёлово сохраняет некую «психологическую» автономность. В этой части города в 1915 года появилось предприятие, которое ныне называется «Савёловский станкостроительный завод». Завод, как можно прочитать на его сайте, занимается выпуском «уникального, наукоемкого и высокотехнологического оборудования нового поколения для многих отраслей промышленности, таких как: аэрокосмическая, автомобильная, судостроительная, деревообрабатывающая, пищевая». Это предприятие сумело выкарабкаться из 90-х, и по-прежнему является местом работы многих горожан. Наверное, именно благодаря заводу большая часть Савёлово застроена панельными многоэтажками и выглядит значительно более благоустроенней, чем «центр» города. Что ж, можно порадоваться за савёловцев. Однако, видимо, как раз вследствие этой благоустроенности, любителям деревянной старины делать в Савёлово нечего.

Из «достопримечательностей» этой части города можно назвать разве что наполовину опустевший цыганский посёлок, расположенный рядом с железнодорожной станцией. Беспокойные его жители немало постарались, чтобы в 90-е годы Кимры получили название «героиновой столицы России». Тогда на каждого старшеклассника в Кимрах приходилось по нескольку торговцев смертью. Неизвестно, что было бы с городом, если бы не священник кимрского храма Преображения Андрей Лазарев. Но об этом чуть позже…

Запах свободы

Итак – в центр. Прямо у красивого моста через Волгу начинается уже упомянутая набережная Фадеева. По ней обязательно надо пройтись, чтобы зарядиться простором и подышать особым, волжским ветром, в котором смешались еле уловимые запахи рыбы, водорослей, мазута. И, главное, - свободы.

Здесь можно увидеть и один из ярких образчиков деревянного модерна – дом-теремок крестьян Рыбкиных. В его изящных формах нечто сказочно-уютное. До недавнего времени «теремок» был символом города. Сегодня он стоит наглухо заколоченный и медленно разрушается. Впрочем, нечто подобное можно сказать и о доме купца Лужина на улице Кирова, и о многих других деревянных шедеврах города.

В самом конце набережной тоже по-своему изящное здание. Это Государственный кимрский театр драмы и комедии. Для городка с населением теперь уже меньше пятидесяти тысяч жителей такое заведение, безусловно, роскошь. Патриоты Кимр будут нахваливать вам этот местный центр культуры… Сказать по правде, человек привыкший к столичному уровню театрального искусства, вряд ли разделит их энтузиазм. Но сходить в театр всё-таки стоит. Хотя бы для того, чтобы оценить его провинциальную атмосферу, в которой есть что-то от увядающих дачных хризантем. После неухоженных городских улиц вы вдруг попадёте в маленький, выдержанный в сиреневых тонах мирок, где скромно по московским меркам принаряженные люди улыбчивы, тихи и вежливы в предвкушении «встречи с прекрасным».

Со стен тоже улыбчиво смотрят на посетителей портреты актёров разных поколений и исторические документы в рамках. Например, телеграмма Иосифа Сталина, в которой он благодарит актёров театра за то, что они собрали и перечислили значительную денежную сумму на нужды армии в самый разгар Великой Отечественной войны.

И над всем этим поднимаются то тягуче-грустные, то вальяжно-игривые переливчатые звуки. Пианист в фойе – местная достопримечательность. Многие специально приходят, чтобы послушать его виртуозную, а, главное эмоциональную игру. Не случайно, каждый раз, когда замолкает рояль, звучат аплодисменты, а львиная доля купленных здесь же, в театре цветов достаётся музыканту.

Экспериментальный район по борьбе с религией

Но вернёмся в город. И сделаем это у самых стен театра. Когда-то на его месте стоял собор Покрова Пресвятой Богородицы. В местном краеведческом музее находится макет села Кимры начала 20-го века. Глядя на него понимаешь, почему был взорван этот мощный храм. Для Кимр Покровский собор был тем же, чем для Москвы и всей России Храм Христа Спасителя, - символом Православия. По словам уже упомянутого мной священника Андрея Лазарева, в первые десятилетия после революции 1917 года в Кимрском районе проводился эксперимент по борьбе с религией. Заключался он в основном в том, что храмы в городе превращали в склады, мастерские или клубы. А тех, кто «упорствовал в вере», расстреливали или посылали на строительство канала имени Москвы, который «присосался» к Волге в соседней Дубне, в двух десятках километрах выше по течению. В 1927 году был закрыт и храм Преображения, где служит ныне отец Андрей.

Сделать это удалось не сразу. Вот, что можно прочитать в «Народном каталоге православной архитектуры» о тех событиях: «…19 мая в церкви состоялось прощальное богослужение. 20 мая специальная комиссия горсовета прибыла к храму с целью провести опись церковного имущества. Однако собравшаяся толпа прихожан не допустила ее в храм. Таким своим поведением верующие выражали протест против его закрытия. Зазвонили колокола. Толпа людей вскоре выросла за тысячу человек. Слышались возмущенные и бранные слова в адрес представителей власти. Секретаря ЦИКа Колоскова хватали за ворот, члену укома (РКП б) Алексееву не давали возможность говорить, рабочий фабрики «Красная звезда» Кожевников был избит и попал в больницу.
Видя подобную реакцию власти благоразумно отступили, но ненадолго. Вскоре милиция арестовала большую группу лиц подозревавшихся как зачинщиков беспорядка. Началось предварительное следствие. Город затих как бы в предчувствии грозы…»

Гроза разразилась скоро. Пять человек во главе с ныне канонизированным священником Фёдором Колеровом были расстреляны. Множество других прихожан храма осуждены на разные сроки заключения или ссылки. Этот «кровавый урок» достиг своей цели – кимряки больше не выступали против закрытия церквей в своём городе.

В 1947 году, на волне послевоенных послаблений верующим, храм Преображения, успевший побывать и клубом кустарей, и складом, был возвращён Русской православной церкви. Сегодня этот храм, построенный в самом начале двадцатого века – главная и, пожалуй, самая красивая церковь в Кимрах. Желающим полюбоваться узорчатой гармонией её форм и золотым блеском «чешуйчатых» куполов надо пройти примерно километр от набережной через центр города по улице Урицкого.

Священник против наркобаронов

Глядя на ухоженную территорию храма Преображения может показаться, что все треволнения современной жизни обходят стороной этот островок веры и спокойствия. Однако впечатление обманчиво. В конце «лихих девяностых» число наркоманов среди кимрской молодёжи возрастало катастрофическими темпами. Упомянутый выше цыганский посёлок на окраине Кимр был одной из главных перевалочных героиновых «баз» в России. Тогда многим казалось, что сделать с этим ничего нельзя – ведь местные судьи были заодно с наркоборонами, наводнявшими город зельем. Поэтому даже мелким «наркосошкам», взятым с поличным, удавалось избежать ответственности.

Однако вышло так, что борьбу с наркомафией возглавил, человек, которого земные дела, по идее, должны были волновать меньше, чем кого бы то ни было.

Вот, что рассказал мне отец Андрей, священник Преображеского храма, во время одной из наших встреч.

— Когда тринадцать лет назад Господь призвал меня в Кимры, я, конечно, не думал, что придётся бороться с торговцами наркотиками. Служение Богу — вот главное моё призвание на земле. Однако в 1999 году бездейственно смотреть на то, как гибнет наша молодёжь, стало невозможно. Даже дети, не скрываясь, кололись по дороге в школу и обратно. После того, как наркотиками стали торговать возле храма, мы собрали подписи горожан (около двадцати семей не побоялись проявить гражданское мужество) и пошли в милицию. Я назвал несколько адресов, где торгуют «дурью», и сказал начальнику Кимрского ОВД: «Если вы не закроете эти точки, мы их сожжём». Вскоре точки закрыли, а кое-кого из наркоторговцев даже посадили. Тогда у нас появилась надежда.

Отец Андрей сумел использовать ресурс, к которому многие священники относятся настороженно, а то и откровенно враждебно – СМИ. В Кимры зачастили журналисты федеральных телеканалов и газет. Помогли и связи отца Андрея среди не запятнавших себя коррупцией силовиков. В результате большинству непосаженных наркоторговцев пришлось бежать из города, а число наркоманов в городе сегодня меньше, чем в среднем по Тверской области и России.

- Недавно я отпевал несчастного, погибшего от передозировки. В последний путь его пришли проводить такие же друзья-наркоманы. И вот что бросилось в глаза: всем им было за тридцать. Это не было случайностью – молодых наркоманов в городе всё меньше, – это уже отрывок из нашего разговора минувшей зимой.

Пройду по Володарского, сверну на Луначарского…

Деревянные шедевры, главная «приманка» для туристов, приезжающих в Кимры, сосредоточены в основном в Заречье – районе, отделённом от центра рекой Кимркой. Однако, прежде, чем отправиться туда, стоит побродить по центральным улицам с до боли знакомыми жителю практически любого российского города названиями: Ленина, Кирова, Володарского, Луначарского, Урицкого… Несмотря на «революционность» приклеенных к этим старинным улицам ярлыков, и вопреки обилию рекламных вывесок, здесь до сих пор можно ощутить дух русского купеческого города 19-го века. Главным образом, потому, что дореволюционная застройка сохранилась в виде близком к первозданному.

В последние годы силами местных предпринимателей часть купеческих особняков, арендованных под магазины, отреставрирована. Однако вопрос о возвращении исторических названий улицам в городе, где порой не хватает денег на уличное освещение, по-прежнему не стоит.

Кимры связаны с именами многих выдающихся россиян. Здесь жили, работали, отбывали ссылки писатель Александр Фадеев, актриса Нина Сазонова, поэт Осип Мандельштам, литературовед Михаил Бахтин. Однако, памятника (довольно скромного) в Кимрах удостоился только один великий уроженец этой земли – российский авиаконструктор Андрей Туполев. Он родился в ныне несуществующей деревне Пустомазово Кимрского района в семье провинциального нотариуса. А уже в 1925 году в возрасте 37 лет стал всемирно известным авиаконструктором, создателем двухмоторного самолёта ТБ-1, который долгое время считался одним из лучших в мире бомбардировщиков. Другие знаменитые «Тушки» до сих пор бороздят воздушные пространства.

Подробности биографии авиаконструктора, полной ярких взлётов и трагических изломов, без труда можно найти во всезнающем Интернете или услышать от экскурсовода в Кимрском краеведческом музее, где Туполеву посвящена отдельная экспозиция. Стоит только с сожалением заметить, что гордость за своего земляка, видимо, испытывают не все жители Кимр – с таблички на памятнике, напоминающей о том, что самый знаменитый кимряк был трижды удостоен звания Героя Социалистического Труда, содраны две из трёх золотистых «звёзд».

Дома-сказки и дома-призраки

Итак – переходим мост через речку Кимрку, давшему когда-то название селу Кимра, и оказываемся в Заречье. Здесь, как в известном сказочном сюжете, можно выбрать одну из трёх дорог, на каждой из которой найдутся свои достопримечательности.

Можно свернуть налево в тихий городской уголок между улицей Орджоникидзе и берегом Волги. Доминирующей, как говорят архитекторы, точкой этой части города является церковь Вознесения Господня, построенная в 1813 году в честь победы над наполеоновской Францией. Сразу бросаются в глаза проволочные каркасы на месте куполов-луковичек – церковь в последние годы очень медленно и трудно восстанавливается. Но уже сейчас можно угадать её былую, и, надеюсь, будущую красоту. Стройно вознёсшуюся над Волгой церковную колокольню видно издалека. Недаром экскурсоводы с проплывающих по реке круизных теплоходов любят обращать на неё внимание туристов.

На улочках вокруг церкви можно увидеть опрятные деревянные домики с затейливой, каждый раз неповторимой резьбой на окнах, карнизах, водосточных трубах. Дома, которым повезло с хозяевами, чередуются с покосившимися, а то и обугленными домами-призраками. Особенно поразил меня один дом на Волжском проезде. Издалека он привлёк внимание своим роскошным орнаментом. И лишь, подойдя почти вплотную, я обнаружил, что за треснувшими окнами лежит снег. От умирающего дома осталась одна оболочка.

С правой (если идти из центра) стороны от моста через Кимрку на улицах Салтыкова-Щедрина, Горького, Никитина, Панфёрова тоже можно найти много старинных домиков, которые выделяются то причудливой башенкой, то изящными деревянными балконами, то необычным внешним оформлением. Здесь, правда, заметней «отрицательное влияние современности». Некоторые владельцы уникальных строений, не желая «возиться» с обветшавшими элементами деревянной отделки домов, затягивают стены пластиковым сайдингом, другие заменяют весёлые узорные окошки на бездушные пластиковые глазницы. Кое-где виден аляповатый громоздкий новодел.

Мне доводилось говорить с директором Кимрского городского краеведческого музея Владимиром Покудиным. Он с горечью рассказывал о том, что старинная красота Кимр исчезает вопреки всем усилиям краеведов и неравнодушных жителей. Часть уникальных деревянных домов сносится под предлогом ветхости, а потом на их месте возникают современные особняки. Некоторые дома покупают приезжие из разных уголков бывшего СССР, которых в Кимрах год от году больше. Немудрено, что новые хозяева пытаются перекроить приобретённые дома под свой вкус, не подозревая порой, что имеют дело с памятниками архитектуры. В списке кимрских объектов историко-культурного наследия аж 119 пунктов. Правда, лишь упомянутая выше церковь Вознесения относится к памятникам федерального значения. Остальные имеют региональный статус. Он пока мало чем помогает продлить жизнь архитектурным изюминкам города.
Принятый, видимо для галочки, в 2002 году закон «Об объектах культурного наследия», так и остался безвестным для большинства хозяев домов-памятников. Поэтому сохранение первозданного вида деревянных шедевров, по-прежнему, зависит только от вкуса и финансовых возможностей их владельцев.

Но вернёмся к ещё уцелевшим кимрским красотам. Больше всего их, по моим наблюдениям, можно найти, если пойти прямо от всё того же моста через Кимрку, на улицах Орджоникидзе и Московской. Название последней, видимо, не случайно. До революции желающим поселиться здесь надо было ехать в первопрестольную, чтобы доказать, что твоё жилище не нарушит общий архитектурный ансамбль улицы. Так, по крайней мере, говорили мне местные жители. Хочется верить, что это не просто красивая легенда (до сих пор угадываемая былая гармония этой улицы – тому подтверждение), и когда-нибудь, «по закону спирали», в наше общество снова вернётся высокая культура правовых взаимоотношений с государством.

На улице Орджоникидзе один из моих любимых «модерновых» домов - дом под номером 24. Или, как я его для себя называю, - «дом бабы Зои». Он сохранился практически в первозданном виде. Каждый раз, приезжая сюда, стараюсь полюбоваться гармонией его устремлённых в небо форм. Однажды мы разговорились с хозяйкой дома Зоей Викентьевной Песковой и она впустила меня в широкий, пахнущий козами двор.

- Добротный дом, его нэпман строил, - любовно оглядывая своё владение, говорит «баба Зоя».

Да, это ещё одна тёплая особенность Кимр – история здесь не «законсервирована» в музейных залах, она разлита по городу, сквозит в разговорах и даже поведении людей. И люди здесь порой тоже – сама история. Взять, хотя бы, Зою Викентьевну. В свои восемьдесят с лишком она продолжает держать десяток коз. И не столько ради приработка (довольно скудного) к пенсии, сколько от того, что без работы, без любимых «животин» уже не представляет жизни. Где вы в современном мегаполисе встретите такой типаж?

Или другая кимрячка - ветеран войны, бывшая зенитчица Наталья Васильевна Бойкова. Она прошла со своей батареей путь от Подмосковья до Польши, поставила в трудное послевоенное время на ноги пятерых детей. Два года назад, во время нашей встречи она, простодушно улыбаясь, рассказывала мне о том, как поднимает на второй этаж вёдра с водой – водопровода в многоквартирном деревянном доме, где она живёт, нет. «Большую» по местным меркам пенсию Наталья Васильевна тратит не столько на себя, сколько на своих родных. На дочь, страдающую сахарным диабетом и перенёсшую уже три острых приступа, и внучку, у которой «нелады» с мужем, и которой надо поднимать на ноги годовалую дочку.

Всю жизнь Наталье Васильевне казалось, что окружают её только хорошие люди. Поэтому она неохотно меняла места работы. Даже из пекарни, где приходилось таскать мешки с сахаром по сто килограммов, не уходила долгие годы, пока от непосильных трудов не начались приступы эпилепсии. И на закате жизни, когда изработанное тело чуть ли не каждый день ноет от боли, она так и не научилась беречь силы. «Было бы детям хорошо, – говорила она мне, – а я как-нибудь проживу».

Преодолеть «разруху в головах»

На рубеже 19-го и 20-го веков Кимры славились, как обувная столица России. Мастера своего дела старались перещеголять друг друга не только качеством и «лоском» изделий, но и красотой жилищ. Зажиточные кимряки, часто выполнявшие заказы в разных уголках России, видели новые дома в Москве и Новгороде и, не желая отставать от моды, пытались построить у себя не хуже или даже лучше. Этим, да ещё, пожалуй, большим пожаром в конце 19-го века, расчистившим место под строительство новых домов, и объясняется обилие деревянных шедевров в Кимрах. Но главное, конечно, в том, что накопленная к тому времени кимряками красота духовная отражалась и на окружающем людей быте.

Сегодня «расцерковлённый» в советское время волжский городок, успевший побывать «сто первым» километром, снова в каком-то смысле оказался заложником своего географического положения. Относительная близость столицы даёт возможность кимрякам подработать вахтовым методом. Но по этой же причине наиболее талантливые и активные его жители стараются уехать отсюда, перебраться в ту же Москву или подмосковную Дубну.
Может быть, этим отчасти объясняется, что в городе пока по большому счёту не удалось преодолеть «разруху в головах», и Кимры продолжают терять свой неповторимый облик.

Но силы русского народа не иссякли. Пример отца Андрея, да и многих других кимряков – яркое тому подтверждение. Значит, остаётся надежда.

http://svpressa.ru/travel/article/54316/

Иван Глазунов: «В наше время, кто охраняет культуру и не даёт разрушиться памятникам, уже делает великое дело»
Нина Катаева,05 сентября 09:00

Ивана Глазунова называют лидером нового поколения художников русского реализма, продолжателем традиций древнерусской живописи, религиозной и исторической картины.
Сегодня заслуженный художник РФ, действительный член РАХ, заведующий кафедрой композиции Российской академии живописи, ваяния и зодчества Иван Глазунов – гость «Файла-РФ».

Посетители выставок в России и за рубежом, знакомясь с его удивительными северными пейзажами, наполненными глубокими эмоциями, с историческими полотнами «Прокопий Устюжский» и «Великая княгиня Евдокия», с портретами северян, жены и детей, красавиц в русских костюмах, отмечают главное – у этих картин хочется задержаться, настолько они волнуют.
Самая знаменитая картина художника «Распни Его!» находится в храме Христа Спасителя.
В последние годы у Ивана Глазунова состоялись знаковые выставки: в Венеции – культурный проект «Россия в традиции»,
в Московском музее-заповеднике «Коломенское» – «НЕсовременное искусство» и в Вологодской картинной галерее – «Спаси и сохрани».

Художник участвовал в реставрации Большого Кремлёвского Дворца: по его эскизам оформлены интерьеры Аванзала, выполнены декоративные барельефы «Слава русского оружия», а также им написаны 18 портретов царей-воителей. По его эскизам воссозданы интерьеры дворца царя Алексея Михайловича в «Коломенском», и туда же из Верхне-Томского района Архангельской области по его инициативе перенесена отреставрированная Георгиевская церковь XVII века – памятник деревянного зодчества.
По эскизам Ивана Глазунова группой художников Российской академии живописи, ваяния и зодчества выполнены росписи двух храмов – Успенского и Александра Невского – в Верхней Пышме под Екатеринбургом. Художник участвовал в росписи храма во имя святой мученицы Иулии Анкирской в Московской области, им созданы иконостасы храма в честь иконы Божьей Матери «Державная» в монастыре святых страстотерпцев «Ганина Яма» в Свердловской области, храма Преподобного Амвросия Оптинского в Кировограде.
В настоящее время художник по своим эскизам расписывает храм Вознесения Господня (Малое) на Никитской улице в Москве и осуществляет его внутреннее убранство.

– Иван Ильич, Вы согласны, что в России и сегодня немало людей, которые живут, ориентируясь на Святую Русь? Говорят, возник термин в XVI веке, а в XVII это понятие стало элементом народной культуры. Ополченцы Минина и Пожарского, а также москвичи-ополченцы 1812 года чертили девиз «За Святую Русь!» на своих знамёнах, вставляли его в гимны. Дожил он и до наших дней: «Россия, Украина и Беларусь – это и есть Святая Русь!» – кто не знает это изречение патриарха Кирилла? Скажите, что означает это понятие для Вас?
– Ну, никак не географию – Святая Русь была сотни лет, временами существуя под спудом, в душах и сердцах людей, её представлявших, а если рассуждать протокольно, конечно, это XV–XVII века – время расцвета русской святости. Создания памятников архитектуры, смотреть на которые до сих пор все ездят – Новгородский Кремль, Московский Кремль, Ферапонтово, церковь Покрова на Нерли. Эти памятники и артефакты свидетельствуют о том, что когда-то Святая Русь существовала на огромной территории, и идеи её распространяли, видимо, те особенные люди, которые уходили в дремучие леса, и от этих поначалу отшельников, а потом основателей скитов и монастырей шёл свет в народ. О Святой Руси, вольно или невольно, писали все русские писатели. И я не могу сказать, что она была и вот её не стало, она и сейчас существует – в самых разных людях, в простых мирянах и в светочах духовной мысли, и естественно, в святых старцах. И можно сказать, принимает активное участие в социальной жизни. Святая Русь – всегда немного виртуальное государство, у него нет чётких границ и правительственных органов, но черты его найдём и в православной монархии, и в творчестве русских иконописцев, и в артелях Палеха – все дело в ощущениях человека.

Георгиевская церковь на реке Ёрге.

– Ваше творчество связано с образами Святой Руси. Где Вы находите их?
– На Русском Севере, часто езжу в Вологодскую и Архангельскую области. Здесь сохранились внешние атрибуты жизни допетровской Руси – эти серые избы, которых не увидишь в средней полосе, деревянные храмы, дремучий лес, лесная река с высокими берегами. Именно за этим уже лет сто ездят туда художники, пытаясь поднять свой дух. И люди там очень хорошие, и нравы в деревне совсем другие, но всё на глазах пустеет: жители заколачивают свои дома и уходят, и только вопрос времени – когда это кончится. Художники пытаются затормозить развал, я тоже приложил руку – перевёз в Москву Георгиевскую церковь 1685 года.

После первой поездки на Север я стал собирать старинные русские костюмы: покупаю, меняю, получаю в дар. За количеством не гонюсь – лучше меньше, да лучше. В коллекции в основном костюмы Вологодской и Архангельской областей, от повседневной домотканой одежды до шитых золотом шёлковых нарядов. Есть экземпляры XVIII века – например, вологодско-костромской костюм с платком мануфактурной работы. В Коломенском уезде на мануфактурах производили на продажу платки с русским орнаментом. Вот шёлковый платок времён Павла I, а вот старая вологодская шапка – сборник или моршень, вообще на Севере все женские головные уборы назывались кокошниками. С северным костюмом часто носили янтари. Вид Руси особенно сохранила утеплённая женская одежда, отделанная мехом. Надо сказать, что всю эту одежду поначалу страшно было взять в руки, но мы с женой её реанимировали и одеваем уже 15 манекенов.

Выставки мы провели в Венеции, в Москве и в Вологде. Люди правильно поняли нашу идею – создать мир, в котором человек вспомнил бы, откуда он родом. В Вологде те, кто уехал из деревни, оставляли трогательные отзывы: «Вспомнил бабушку. Много лет не был у себя, пойду, помолюсь». А в Венеции был сплошной восторг, там такого из России не видели.

Там же биеннале каждый год, я был в прошлом году – на архитектурной, и в Русском павильоне, чудесном теремке по проекту Щусева, можно было увидеть голые стены с фотографиями и в одной из комнат – инсталляцию: причудливо сложенную верёвочку на полу. Никакой заумной идеи из тех, которые любят подводить под свои работы актуальщики. Чистая «разводка». Чтобы создать экспозицию, им потребовалось всего-навсего купить билет одной девушке с чемоданчиком. Этот теремок деятели «современного» искусства хотят снести или перестроить, но венецианцы, думаю, не дадут им это сделать. Вообще этот гениальный замысел – сделать экспозиции разных европейских стран – родился в начале XX века. Но благодаря «современному» искусству, шарм давно пропал, красивые домики остались, но смотреть нечего. К слову сказать, из нашей академии никого не приглашали.

– А Ваша выставка не на биеннале состоялась?
– У меня был свой зал, что многих удивило, потому что через кордон, который устраивают для инакомыслящих, прорваться трудно. Художник, считаю, может быть разным – левым, правым, не только реалистом, – но пусть то, что он делает, будет искусством, а не кучами дерьма или банками с мочой.

Все эти идеи процветали на Западе лет 20 назад, а наши актуальщики спекулируют на общей безграмотности в сфере искусства и пытаются насадить себя на господдержку, потому что заказчиков у них нет, никто не будет покупать ни табуретку, газетами обклеенную, ни моток верёвки.

Думаю, это отголоски программы по развалу бывшего СССР, на Западе сейчас происходит то же самое. В Италии и во Франции есть чудесные люди, которые любят реализм, но из России им привозят только эти «верёвки». Международный Фонд Гугенхайма имеет несколько пунктов по миру, где и показывают эти «шедевры».

А на Россию сейчас просто идёт наступление – все эти пресловутые рубки икон или телевизор в заднице у коровы: вы смотрите, а там написано – «Россия». Авангардисту важно быть в обойме, проще выставлять счета государству – и ведь находятся те, кто их оплачивает. Закупила же Третьяковская галерея «Целующихся милиционеров» – фотообои, которые кто-то выдал за искусство. И не вспомнил при этом, что английской инсталляции «Целующихся полицейских» уже 40 лет и она продаётся во всех сувенирных ларьках.

– Насколько далеко, по-Вашему, Россия ушла от модели Святой Руси – название даёт возможность думать, что устройство государства было идеальным?
– От России, описанной Лесковым, конечно, мы далеки, но менялись мы много раз: во времена светлого средневековья, до Петра I, это была одна страна, в XVIII веке – другая, после войны с Наполеоном – третья, к началу революции – четвёртая, потом все четыре были отменены пятой, а сейчас шестая.

Вот говорят – «возродим Россию»… Какую из шести, спрашивается? Потому что, на самом деле, все шесть частей между собой в антагонизме: петровская Россия – с наукой, кораблями, победами – механически отменила заслуги Московской Руси, а если бы мы жили по заведённым ею правилам, современность была бы совсем другой.

Деревня Ефимово на Пинеге.

Вот сколько говорилось про отсталость Китая и Индии: мол, какое-то древнее сообщество, всё в архаизмах – а сейчас весь мир их боится: и атом там есть, и наука, и их так много, что им не хватает собственной территории. Вот пример того, как люди жили, не изменяя своим традициям, они до сих пор ходят в сари и не стесняются. А мы знаем Русь XVII века, разве что, по иллюстрациям Билибина и экспонатам в музее.

Сложный это разговор, я не могу сказать, что Пётр – это плохо. Для Московской Руси, наверное, да, – но с другой стороны, остальной мир развивался по-другому, и Руси надо было выживать. В целом Петра любят, наставили ему памятников, даже при Советской власти его хвалили. Хотя патриарх Кирилл в одном из своих интервью метко сказал, что он нарушил наш национальный код. Я тоже так думаю, – и в культурном плане, если уж правду сказать, Россию любят за то, что сделано до Петра. Отнимите у нас иконы, храм Василия Блаженного, деревянную архитектуру, Кижи, все монастыри – ничего и не останется, Россия станет неинтересной.

– Вас что-то удручает в наших временах? Или всё хорошо?
– Мне нравится, что открыты границы, можно ездить и делать выставки в Венеции. Храмы, Слава Богу, не взрывают и колокола не сбрасывают. Но уходит всё то, что я люблю. Россия Русского Севера – даже не знаю, сколько ей жить осталось. Мне тоскливо, что это мало кого волнует: массовое сознание тянется к развлечениям, простого человека можно удивить диснейлендом, а к своей истории он равнодушен. Мои дочки, участницы ансамбля «Веретёнце», как-то на гастролях вышли на сцену в старинных костюмах, и зал, где было много молодёжи, стал попросту ржать: им было смешно, что их ровесники так нарядились. Думаю, это зрители «Дома-2», та молодёжь, которая стала жертвой цивилизации, много лет выжигающей духовное начало из людей. Дети живут в кислотной среде, у них не развивается интерес к истории, к традициям своей страны, потому что учебника истории как такового нет.

И общая среда в стране нездоровая, она помогает нам самоуничтожаться в культурном смысле. Мы же не только едой-колбасой будем жить дальше! Надо любить, лелеять и восстанавливать свою культуру, благодаря которой Россия всегда была интересна миру. Посмотрите, как досконально изучали литературу даже в советских школах – а сейчас всё выхолощено, все знания у детей из интернета. В Архангельской области в некоторых деревнях поставили тарелки с 42-мя каналами: пить стали меньше, телевизор время съедал, – но и работать шли ещё неохотней! А что? Получай пособие и сиди с утра до ночи перед экраном!

А сколько талантливых людей уезжает на Запад, не найдя здесь себе применения! Я не осуждаю их, но до чего грустно на это смотреть.

– Чему Вас учили родители, – в частности, отец Илья Сергеевич Глазунов, – на уроках в академии и дома?
– Главное, чему он научил меня – это умению концентрироваться и за полчаса находить решение любой творческой задачи. Он называл это «встрясками» и устраивал их по субботам. Это была школа профессионализма. Отец утверждал, что художник должен жить не только вдохновением, а, получив задание, уметь зажечь в себе способность к творчеству. И никогда ничего не откладывать на завтра.

У отца всегда было много портретов. Например, после первой выставки в Италии, где ему позировали знаменитые кинорежиссёры и актёры. И меня поражало, что человека он «схватывал» максимум за полчаса. И делал не просто набросок, а сразу портрет.

Помню, отец с мамой (Нина Александровна Виноградова-Бенуа. – Ред.), когда работали над оформлением оперы «Сказание о невидимом граде Китеже» в Большом театре, привлекли к работе меня, и это тоже была школа. Помню, как горела лампа, перед большим белым листом сидела мама, и к вечеру на листе по волшебству появлялись князь Игорь, Пиковая дама или дева Феврония, или возникал сам град Китеж. Я тогда не понимал, что это рождались сценические образы, – для меня просто оживали персонажи, и это была фантастика!

Также помню, как отец делал в мастерской «Мистерию XX века». Я не всё понимал, но мне уже хотелось взять в руки краски и что-то делать самому. Мама занималась русским костюмом и привила мне любовь к нему. У неё дома была пара кокошников и сарафан, и фактура этих вещей, когда я к ним прикасался, меня завораживала. С мамой мы много ездили, были в Крыму, она Херсонес очень любила, интересовалась античным миром, и передала мне всё это.

Полдень. Русская провинция.

– У Вас есть своя формула развития мирового искусства?
– Считаю, что мировое искусство закончилось. Непререкаемый авторитет Бродский, на которого любят ссылаться, назвал всю плеяду архитекторов-модернистов во главе с Корбюзье – «сволочью», потому что, благодаря им, в мире закончились Великие стили. Смотрите, был Египет, эллинизм, греко-римская цивилизация, восточный стиль, древний стиль Святой Руси, потом появилась готика, барокко, и на этом всё закончилось. Классицизм – это уже перефразированный греко-римский стиль, модерн – поиск Святой Руси. Мы можем подражать, возрождать, но, видимо, не родим новый Великий стиль до конца времён. Ничего нового, кроме коробок Калининского проспекта и хайтечных домов, создать не сможем. И, слава Богу, если кто-то будет хотя бы подражать старым мастерам, и строить что-то человеческое. Не знаю, будет ли живопись, но мы в академии стараемся вести традицию русского реализма. Никто не скрывает, что наши идеалы в прошлом, мы не видим вокруг себя того, что дало бы направление развитию искусства, как было в эпоху Возрождения в Италии или в Московском царстве в XV веке. Мы существуем «вопреки» и пытаемся сохранить то, что рушит технократическая цивилизация.

Притчей во языцех стали все эти айфоны, айподы, айпэды. Вот мы были в Италии, то и дело слышалось: «Сыночек, пятёрку получишь – куплю айпэд». Нигде в мире планшет не воспринимают как игральную приставку, бизнесмены смотрят по ним почту в аэропорту, ведут деловую переписку.
А у нас откупаются от детей электронными подарками. У меня есть свои маленькие дети, и я не могу им запретить пользоваться компьютерами, да и сам пользуюсь по необходимости, но если эти технологии будут развиваться в таком темпе, через 10 лет за книжку точно никто не сядет.
И так со всех сторон слышишь – композиторы не пишут симфоний, писатели романов, крупные формы в искусстве умирают, но я надеюсь на Божье чудо, на то, что благодаря возрождению человека, все препятствия будут преодолены, начнётся Ренессанс, и реалии будут немного другие.

В наше время, кто охраняет культуру и не даёт разрушиться памятникам, уже делает великое дело.

http://file-rf.ru/analitics/688

Как выжить старообрядцу в Америке
Сара Нири,12.10.2012, 16:48

© Фото: ru.wikipedia.org

В Николаевске, небольшой деревушке на Аляске в США, до сих пор живы старинные русские традиции.
Основная задача жителей – сохранить их и не кануть в Лету. Как живут современные старообрядцы в Америке, выяснила корреспондент "Голоса России"

Деревня Николаевск, что на Кенайском полуострове Аляски, стала домом для почти 400 религиозных переселенцев, относящихся к Русской православной старообрядческой церкви.
Так сложилось, что старообрядцам приходилось переезжать с места на место каждый раз, когда им казалось, что укладу их жизни что-то угрожает.

Теперь в деревне Николаевск, что расположена всего в 16 километрах от населенного пункта Анкор Поинт, где кончается североамериканская автомагистраль, чтятся традиции этой старой веры.
Здесь можно встретить женщин в ярких сарафанах и белых передниках, мужчин – в кафтанах до пят или подпоясанных рубахах.
Девушки носят длинные разноцветные платья с замысловатыми узорами.

Старообрядцы во всем следуют своим традициям, даже в одежде.

Поначалу может показаться, что ты переместился на несколько веков назад. Но это не так.
По сравнению с другими ближайшими городами Анкор Поинт или Хомер, Николаевск просто точка на карте.
Но у этой точки есть все признаки цивилизации: почта, школа и единственное на весь город кафе "Самовар".

Но, несмотря на внешнее благополучие, в деревне есть свои проблемы. Молодое поколение не желает изучать русский язык.

"Несомненно, со временем русский язык забудется среди молодых, они ведь постоянно говорят по-английски, даже дома.
Родители не говорят с ними по-русски, потому что дети их не понимают. Было бы замечательно, если бы была традиция дома общаться на русском, но, к сожалению, такого нет",
- рассказала "Голосу России" Нина Фефелова, в прошлом учительница русского языка. В Николаевске она с 1991 года.

"Несколько лет назад детям в школах вплоть до 12-го класса преподавали русский, а теперь только до 5-го класса",
- уточнила Нина Фефелова. Раньше, она обучала русскому языку по своей особенной методике, в программу которой входил просмотр советских мультиков, в том числе "Ну, погоди" и "Кот Леопольд".

В других старообрядческих деревнях Аляски - Раздольна, Вознесенк и Село - дела с изучением русского языка обстоят не лучше, чем в Николаевске. Печально, но факт. Нина Фефелова говорит, что финансирование русской языковой программы в школах сократили.
Если раньше языку уделяли один час в день, то теперь только 25 минут. А этого недостаточно для его нормального изучения.
И ладно бы дети старообрядцев не хотели изучать язык, но в Николаевск специально приезжали из других городов дети, желающие выучить русский.

"В нашей деревне особая русская культура, жители хотят сохранить традиции, образ жизни, внешний вид, религию.
Все, как было раньше. И мы здесь живем как одна большая семья", - объяснила Нина Фефелова.

Молодежь не интересуется церковью, потому что не понимает старославянский язык, на котором идут службы. Современные реалии мира, телевизоры и компьютеры ставят под угрозу традиции старообрядцев и православную религию. И эти "нововведения", вероятно, стали основной причиной отказа детей от их исконно-русского уклада жизни.

Все хорошее когда-то заканчивается: старшее поколение из последних сил пытается сохранить традиции, а молодежь от всего этого открещивается.
Они хотят идти в ногу со временем, носить модные вещи, разговаривать по-английски, делать все то, что не делают в их общине.

И перед старообрядцами стоит выбор: стать очередной вехой в истории или сохранить свои особые русские традиции.

И только время может показать, удастся ли Николаевску сохранить язык, культуру, традиции и устоять перед современным веянием жизни.

http://rus.ruvr.ru/2012_10_12/Kak-vizhi … v-Amerike/

Николаевск,Аляска - величественная православная церковь,
архитектура которой отличается оригинальностью и необычайной красотой.
http://livetrips.ru/stati/severnaja-ame … henie.html

v poiskax russkoi alaski В поисках русской Аляски

http://www.youtube.com/watch?v=521SE1jc … detailpage

Опубликовано 07.03.2012 пользователем SamovarNikolaevskAk

Ещё 13 ноября 2007 года в Балтийском информационном агентстве (БИА) впервые был представлен документальный фильм журналистки Яны Подзюбан о 49 штате Америки - Русской Аляске.
На телеканале 100-ТВ зрители Невского региона впервые увидели его 28 ноября.

Фильм вызвал широкий резонанс. Жаль, что его не смогли увидеть жители всех регионов России.

**********

В контексте поста,статья Опасная история. Расставание с Русской Америкой
Юрия Рубцова,в теме Русская История

А в разделе Вокруг Света,
статья: Граф Резанов Николай Петрович – жизнь во благо Отечества,
в теме  Храбрецы - Романтики