Роковая вершина
"Наше Время", Ростов-на-Дону,Евгений Гаркушев

© Коллаж: «Голос России»

«На холодной заснеженной вершине без воздуха и надежды на помощь становится ясно, что доминирует в человеке — тщеславие или милосердие, жадность или самопожертвование»
Вид сияющих на фоне лазурного неба белоснежных горных пиков способен пробудить романтические чувства даже у записных скептиков. И, пусть не каждый турист попытается заглянуть за облака, многие мечтают покорить горы, подняться выше всех и взглянуть на птиц сверху вниз.

А главная мечта альпинистов всего мира — Эверест, или Джомолунгма, высочайший пик планеты.

Недавно там, на высоте более восьми тысяч метров, произошла история, которая в очередной раз привлекла внимание широкой общественности к делам альпинистов-профессионалов.

Альпинист из Израиля Натав Бен-Йегуда не дошел до вершины Эвереста триста метров. На пути он увидел два свежих трупа — люди пристегнулись к веревкам, впали в кому и умерли.
Чуть выше умирал от кислородной недостаточности турецкий альпинист Айдин Имрак. С ним израильтянин познакомился в базовом лагере. Как рассказывает Натав, турецкий альпинист потерял сознание.
У него не было перчаток и кошек, шлем был снят, кислород закончился.

Другие альпинисты прошли мимо него по пути к вершине, но Бен-Йегуда решил попытаться спасти человека и вернуться с ним в базовый лагерь.

Не завершив восхождения, Натав Бен-Йегуда начал спуск, таща Айдина Имрака. Когда турок приходил в себя, то кричал от боли. А Натав кричал на альпинистов, идущих навстречу, требуя, чтобы они поделились кислородом с раненым. Несколько позже израильтянин и турок встретили возвращающегося малазийца, который тоже был на последнем издыхании…

Спуск продолжался девять часов. Альпинисты добрались до лагеря, их эвакуировали в Катманду на вертолете. История завершилась почти благополучно: израильтянин обморозил пальцы, турок тоже обморозился, но оба остались живы.

Когда история попала в широкое обсуждение, у людей, далеких от альпинизма, больше всего вопросов вызвал тот факт, что несколько альпинистов прошли мимо умирающего и даже не попытались ему помочь.

Все мы слышали песни Высоцкого и подозревали, что в среде альпинистов взаимовыручка должна быть развита куда сильнее, чем среди обычных людей.
«Парня в горы тяни, рискни…» Но покорители Эвереста шли к вершине, оставив человека умирать на льду.
Откликнулся только один Бен-Йегуда, да и того досужие комментаторы обвинили в том, что он почувствовал, что до вершины дойти не сможет, и поэтому решил сделать хотьчто-то яркое и запоминающееся.

Скептики и циники утверждают, что Эверест — то место, где каждый сам за себя. Спасти кого-то невозможно, каждый понимал, на что шел.

Наверняка герой, спасший жизнь человека, не заслуживает подозрений в неискренности поступка. Но успешное спасение людей на Эвересте, пожалуй, и в самом деле можно отнести к экстраординарным событиям. В 2006 году около сорока альпинистов, штурмовавших самую высокую вершину мира, оставили англичанина Дэвида Шарпа умирать посреди северного склона одного.
Перед ними стоял выбор — оказать помощь погибающему или продолжить восхождение на вершину. Они выбрали второе, так как достичь самой высокой вершины мира для них показалось важнее….

В тот самый день, когда Дэвид Шарп умирал на склоне, средства массовой информации всего мира восхищались подвигом Марка Инглиса, новозеландского гида, который потерял обе ноги и взобрался на вершину Эвереста на протезах из углеводородного искусственного волокна с закреплёнными на них кошками.
Впоследствии он признал, что Шарпа оставили на склоне умирать. Многие альпинисты на пути к вершине переступили через погибающего англичанина, а потом — и через его труп.

Шарп погиб на отметке 8500 метров над уровнем моря. Он умирал рядом со своеобразным указателем, который помогает альпинистам всего мира ориентироваться на горе — это зеленые ботинки индийского альпиниста, который погиб еще в 1996 году около небольшой известняковой пещеры.
Цеванг Полджор носилярко-зеленые ботинки и замерз здесь после того, как нескольким индийским альпинистам не оказали помощь альпинисты из японской экспедиции. Правда, трактуются события мая 1996 года по-разному — японцы категорически отрицают свою вину.
А что было на самом деле, никто уже не скажет — на Эвересте сторонних свидетелей нет. Тело индуса с тех пор лежит практически на тропе…

Еще одна страшная трагедия произошла на Эвересте в мае 1998 года. Тогда там погибла супружеская пара — Сергей Арсентьев и Френсис Дистефано.
Они взошли на вершину 22 мая без использования кислорода. Во время спуска супруги потеряли друг друга. Он спустился в лагерь, она потерялась. На следующий день пять альпинистов из Узбекистана шли на вершину мимо Френсис — она еще была жива.
Узбеки могли попытаться помочь, но для этого нужно было отказаться от восхождения. Они продолжили путь наверх. На спуске альпинисты встретили Сергея и сказали, что видели Френсис.
Он взял кислородные баллоны и пошел на поиски жены, но пропал сам. Скорее всего, Арсентьев сорвался в пропасть.

На следующий день трое других узбекских альпиниста, три шерпа и два альпиниста из Южной Африки прошли мимо Френсис — она была жива после второй ночевки на огромной высоте, без кислорода. Но и они прошли мимо к вершине. Английский альпинист Йен Вудхолл с супругой Кэти свернули с маршрута, чтобы попытаться спасти умирающую. Но было уже поздно. Около двух часов они пытались одеть Фрэнсис, но мышцы женщины атрофировались, она не могла двигаться.
Перед англичанами встал выбор — погибнуть самим или оставить умирающую. Они выбрали второе.
Спустя год, в 1999, Йен и Кэти повторили попытку восхождения и покорили Эверест. А на обратном пути заметили тело Фрэнсис — она лежала точно так же, как ее оставили.

Английские альпинисты пообещали друг другу вернуться на Эверест, чтобы похоронить Фрэнсис. Им удалось сделать это через восемь лет. Йен завернул тело погибшей в американский флаг и вложил в него записку от сына. Они столкнули тело в обрыв, подальше от взглядов других альпинистов.
Спустя некоторое время нашли и тело ее мужа Сергея…

Жуткие, леденящие кровь истории. Прославленный маршрут на прославленную вершину, метки на котором отмечены непогребенными трупами.
По статистике, смертность при покорении Эвереста составляет 5,7 процента. И это не самая мрачная цифра.
При штурме другого восьмитысячника, Аннапурны, погибли почти 38 процентов альпинистов.

Перед началом сезона подножие Эвереста пестрит яркими, разноцветными палатками альпинистов, полных радужных надежд. Но так ли радостно пройти к главной вершине мимо чьего-то трупа или мимо умирающего человека?

Многие говорят, что на безжизненной высоте, куда не может подняться вертолет, где каждый шаг дается с трудом, другие правила.
Попытаешься кому-то помочь — погибнешь сам.
Свернешь с маршрута — потеряешь 65 тысяч долларов (во столько минимально обходится восхождение на Эверест с получением нужных разрешений).

Но стоит ли сомнительное удовольствие стать одним из тысяч покорителей Эвереста ужаса пройти мимо умирающего и не помочь ему?

На холодной заснеженной вершине без воздуха и надежды на помощь становится ясно, что доминирует в конкретном человеке — тщеславие или милосердие, жадность или самопожертвование.
Неудивительно, что испытание высотой суждено пройти не всем. Но и мы торопиться осуждать кого-то не станем.
Просто задумаемся — а как бы поступили сами?

Только взгляд на проблему из теплой квартиры и на горном склоне может оказаться совершенно разным…
   

Оригинал публикации: Наше Время  http://www.nvgazeta.ru/sports/7270.html
http://rus.ruvr.ru/2012_08_20/Rokovaja-vershina/

Русский сокол

Этот человек поставил первый в России мировой рекорд дальности перелета.
Он первым из русских военных летчиков во время мировой войны был удостоен военного ордена Святого Георгия.
Именно он стал первым не принадлежащим к царской фамилии начальником Полевого управления авиации и воздухоплавания действующей армии, фактически — главкомом.

Он же стал первым в российской армии генералом от авиации.
И остался единственным, кто дослужился до этого высшего генеральского звания, предусмотренного в каждом из видов отечественных вооруженных сил дореволюционной поры.

Но, несмотря на многие заслуги, имя этого человека на долгие годы было вычеркнуто из истории российской военной авиации, которой он отдал большую часть своей жизни…

Красивые — в кавалерию, умные — в артиллерию…
КАЗАКИ Ткачевы известны на Кубани с середины XVIII века. Дед нашего героя сотник Василий Ткачев блеснул удалью в 1829 году при взятии турецкой крепости Анапа и был удостоен личного дворянства. В приказе генерал-лейтенанта Н. С. Заводовского по войскам Кавказской линии от 20 ноября 1852 года упоминается казак Матвей Васильевич Ткачев, отличившийся при отражении нападения партии абреков на аул и дом гвардии полковника Сигат-Гирея и произведенный за доблесть в урядники. Во время Крымской войны лихой рубака стал Георгиевским кавалером, впоследствии дослужился до войскового старшины (подполковника) и приобрел наследное дворянство.

В его-то семье, обосновавшейся в станице Келермесской, 24 сентября 1885 года и родился сын Вячеслав. Ему, в пять лет от роду посаженному в казачье седло, до генеральских лампасов было тогда очень далеко!..

Получив начальное образование на дому, мальчишка в десятилетнем возрасте успешно выдержал вступительный экзамен в Нижегородский графа Аракчеева кадетский корпус. Во время учебы спокойный и рассудительный казачонок близко сошелся с озорным и бесшабашным Петром Нестеровым, в силу своего неуемного характера проводившим больше времени на гауптвахте, чем в аудиториях. Эту дружбу, завязавшуюся в столь юном возрасте, кадеты Нестеров и Ткачев пронесли через всю жизнь.

После окончания кадетского корпуса Вячеслав поступил в Константиновское артиллерийское училище, Петр — тоже в артиллерийское, но Михайловское. В 1906 году оба закончили обучение, и на долгие семь лет пути их разошлись. Подпоручик Нестеров уехал во Владивосток, во 2-ю батарею 9-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады, а хорунжий Ткачев — в Закавказье, на границу с Турцией, где принял взвод во 2-й батарее 39-й артбригады 1-го Кавказского корпуса.

Судьба вновь свела их в марте 1913 года: сотник Ткачев после окончания Севастопольской школы летчиков и поручик Нестеров, сдавший выпускные экзамены в Гатчинской, получили назначение в только что сформированный XI корпусной авиаотряд, дислоцировавшийся в Киеве.

Без малого год они летали вместе. Но какой это был год! За две недели до того дня, когда в киевском небе Петром Николаевичем была завязана знаменитая «мертвая петля», сотник Ткачев, поручики Нестеров и Передков впервые в России выполнили полет звеном в плотном строю, едва не касаясь крыльями самолетов.

Время массового освоения полетов в плотных боевых порядках наступит для русских военных летчиков лишь через три года — в начале 1916-го. В отечественной авиации этот вид боевой подготовки будет внедрять единственный оставшийся к тому времени в живых участник первого группового полета есаул Ткачев…

В октябре 1913 года Вячеслав Матвеевич на самолете «Ньюпор» совершил блистательный во всех отношениях перелет по маршруту Киев–Одесса–Керчь–Тамань–Екатеринодар протяженностью в 1500 верст, проходивший, как было сказано в одной из поздравительных телеграмм, «в ненастное осеннее время и без предварительной подготовки трассы». Эти слова отражали самую суть полета, совершенного Ткачевым.

Дело в том, что чуть раньше в России проводились авиасостязания на маршруте Петербург–Москва–Петербург, который полтора десятка уже именитых российских пилотов безуспешно пытались пройти менее чем за 18 часов. Не умаляя мужества и профессионализма этих летчиков, обратим внимание на две вещи. Во-первых, трасса была хорошо им знакома и не раз облетана. Во-вторых, идеально подготовлена с точки зрения наземного навигационно-технического обеспечения: лети себе вдоль железной дороги, не теряя времени на поиск других ориентиров… Так что не зря тот полет Ткачева был признан мировым достижением, а Киевское общество воздухоплавания присудило авиатору золотой знак «За наиболее выдающийся в России в 1913 году перелет».

Новый, 1914 год принес и перемены: после ухода на повышение командира XI авиаотряда его должность занял штабс-капитан Петр Нестеров. А через несколько дней получил новое назначение и подъесаул Вячеслав Ткачев — ему было предписано сформировать и затем принять под командование XX авиаотряд.

До начала мировой бойни оставалось каких-то пять месяцев…

Летчик милостью Божьей
АВИАОТРЯД Ткачева прибыл на свой первый фронтовой аэродром 28 июля 1914 года и поступил в распоряжение штаба 4-й армии Юго-Западного фронта, который он был обязан ежедневно обеспечивать свежей развединформацией.
10 августа здесь началось грандиознейшее сражение, которое впоследствии историки назовут Галицийской битвой.

Она будет полыхать двадцать суток на фронте протяженностью в 150 километров…

................................

Продолжение под катом:

Невероятные приключения русского летчика Ивана Смирнова в Австралии
Владимир Крупник,Публикация от 16 Ноября 2012 г.
   

Лётная история Ивана Смирнова началась на курсах авиаторов в России в 1915 году, продолжалась на фронтах Первой мировой войны, затем в роли пилота компании KLM в Голландии, Индонезии и Австралии, где его именем назван один из пустынных пляжей Западной Австралии, связанный с таинственным исчезновением бриллиантов, стоимостью 10 миллионов долларов.

Третьего марта 1942 года японская эскадрилья истребителей «Зеро», базировавшихся на острове Тимор, под командованием лейтенанта Занхиро Маяонобо совершила налет на город Брум.
Одновременно с этим восемь японских самолетов бомбили город Уиндэм на северо-востоке Западной Австралии.

В день бомбежки на рейде и у причала города Брум (Broome) собрались 16 гидропланов и шхуна, ожидающие посадки на борт беженцев с острова Ява и других районов Индонезии и Индокитая.

В 9.30 утра команда гидроплана компании Qantas готовилась к приему пассажиров, когда на горизонте увидели приближающиеся самолеты. И только когда самолеты начали поливать пулями стоящие гидропланы и сбрасывать бомбы, все стало ясно. Загорелись и стали взрываться бочки с топливом, три гидроплана моментально затонули, вся гавань оказалась в дыму и огне. Последствия атаки японцев на БрумСреди пассажиров началась паника.
Капитан Лестер Браин — пилот гидроплана «Куонтас» — находился в своей конторе, когда услышал взрывы и стрекотание пулеметов. Прибежав на берег, он увидел, как от попадания бомбы взорвался его гидроплан и погибли многие из его пассажиров, включая женщин и детей… Не встретив никакого сопротивления, японские летчики спускались почти к самой воде, расстреливая людей на причале.
Лейтенант Винкел (голландец) снял с транспортного самолета «Лоудстар» пулемет и, выскочив наружу, прямо с рук открыл огонь по приближающемуся японскому самолету, который взорвался и упал в воду.

Налет продолжался более часа, и за это время японцы уничтожили все 16 гидропланов, стоявших в гавани, и шесть самолетов, находившихся на городском аэродроме.
К вечеру было похоронено 77 австралийцев. Сколько было убито голландских беженцев, осталость неизвестным, так как многие погибли в сгоревших гидропланах или утонули, в то время как спастись удалось единицам.
Погибших еще долгое время после этого обнаруживали в прибрежных мангровых зарослях.

Невольным участником этого эпизода оказался капитан транспортного самолета DC3 (Дуглас) Иван Васильевич Смирнов

Он родился 30 января 1895 года недалеко от г. Владимира в зажиточной семье, разводившей скот и выращивавшей пшеницу. Иван с ранних лет интересовался техникой, ремонтировал старые жатвенные машины и сноповязалки, принадлежавшие его семье. Отец хотел, чтобы сын поступил в Московский университет и выучился на инженера, но, когда началась Первая мировая война, Иван с двумя приятелями убежал из дома и поступил добровольцем в армию, где был зачислен в 96-й Омский полк. На фронте он отличился и в возрасте 19 лет был награжден Георгиевским Крестом. При ранении в ногу у него была повреждена кость, ногу хотели ампутировать, но он отказался и был помещен в госпиталь, расположенный рядом с аэродромом. После лечения он подал заявления о приеме на курсы авиаторов, был принят и, окончив их в 1915 году, был зачислен в 19-ю эскадрилью, в которой воевал под командованием другого знаменитого русского аса — штабс-капитана Александра Казакова.

Авиатор Иван Смирнов

В воздушных боях он сбил 12 германских самолетов (последний — 10 ноября 1917 года), а по количеству полученных наград стал вторым в российском военно-воздушном флоте. Среди его наград (кроме солдатского Георгия) были Золотое оружие, орден Св. Анны, орден Св. Георгия, орден Св. Станислава, орден Св. Владимира с мечами, Орден Белого Орла, французский орден «Croix de Guerre».
В 1917 году после Октябрьской революции он со своим приятелем Логином Лирским бежал в Англию, где вступил в Королевские воздушные силы RAF.
В британской авиации Смирнов, бывший прапорщик русской армии, служил в чине майора.
После окончания Мировой войны он был демобилизован, во время гражданской войны в России он был деникинским военпредом во Франции.

После окончания гражданской войны в России Смирнову удалось устроиться на работу в бельгийскую авиакомпанию SNETA, затем, в 1922 году, он начинает летать в голландской компании KLM.
Находясь в Копенгагене, он познакомился с голландской актрисой Марго Линнет, на которой женился в сентябре 1925 в русской православной церкви.

Иван Смирнов с женой после медового месяца

В 1929 году Смирнов стал гражданином Голландии и через несколько лет за заслуги и вклад в развитие голландской авиации получил орден из рук королевы Вильгельмины. В 1940 году, в связи с начавшейся войной, Смирнов переезжает в Батавию (ныне Джакарта — столица Индонезии, в то время, — голландской колонии). После атаки на Перл-Харбор и начала войны на Тихом океане, Смирнов вступает в голландские военно-воздушные силы (где его называли «Turc» — Турок) . Его главной задачей становится эвакуация гражданского населения в Австралию.

Перед одним из таких полетов, 2 марта 1942 года, на борт его самолета понялся представитель компании и со словами: «Будьте внимательны к этой посылке! Пакет передадите в банк Commonwealth в Мельбурне!» передал ему небольшой ящичек из-под сигар, который был обернут в коричневую бумагу, обвязан шпагатом и запечатан сургучем. К пакету не было дано никаких документов или инструкций. Взяв пакет, Смирнов положил его в алюминиевый сейф, не придав этому особого значения.

Вдали от города была слышна орудийная стрельба. (Батавия была взята японцами через три дня). На борту самолета, кроме Смирнова, находились второй пилот, механик, радист, авиаторы голландских ВВС, служащие компании KLM, женщина с маленьким ребенком. DC3 не имел сидений для пассажиров, и на сидение помощника капитана посадили женщину с ребенком. Остальные расположились на полу. Когда до Брума оставалось около 80 км, самолет Смирнова атаковали японские истребители. Это была тройка истребителей, прикрывавших атакующую Брум эскадрилью «Зеро».

Пулеметные очереди стали пробивать обшивку самолета, и четыре осколка ранили русского летчика. Через стекло своей кабины он вскоре увидел на горизонте полосу дыма — это были пожары в Бруме. После очередной атаки японцев загорелся один из моторов DC3. Не раздумывая, Смирнов пошел на экстренную посадку на прибрежной полосе. На земле загоревшийся мотор удалось потушить.

Год спустя в интервью американскому репортеру голландский летчик Петер Крамерус так описал этот эпизод:

«…Когда правый двигатель неожиданно загорелся, все испугались, что огонь распространится на топливные баки… Смирнов показал исключительное летное мастерство, невиданное ранее, уйдя в крутой штопор и приземлившись на брюхо на пляже. Когда Дуглас почти остановился, Иван мастерски повернул нос самолета к краю прибоя, тем самым погасив пожар…»

Иван Смирнов в форме компании KLM фото -- DC3 в Carnot Bay апрель 1942 wwwsventastic.nl

Японские истребители стали поливать пулеметными очередями приземлившийся Дуглас. Количество раненых на борту прибавилось.
Приказав всем покинуть самолет, русский летчик попросил радиста связаться по радио с Брумом и попросить помощи. Тому удалось передать сигналы SOS… Выйдя наружу, Смирнов увидел голое пустынное побережье с мангровыми зарослями в болотах прибрежной полосы. Он приказал всем выгрузить воду, продукты и три парашюта, чтобы укрыться от палящего солнца. Некоторые из пассажиров были тяжело ранены, лейтенант Хендрикс, находился без сознания.

Место посадки самолета DC3

Положение становилось критическим. Устроив временный лагерь, натянув на срезанных ветках мангровых деревьев парашюты, Смирнов достал аптечку и оказал посильную помощь раненым, сделал укол механику. Питьевой воды и продуктов было совсем мало, и Смирнов установил строгий рацион на воду. Смирнов послал служащего KLM обратно в самолет за почтой, бортовым журналом и пакетом из сейфа. Когда тот выбирался наружу, набежавшая волна сбила его с ног и выбила у него из рук пакет-посылку. Смирнов решил, что ее поищут позже.

Днем скончалась женщина-пассажир. Вырыв неглубокую могилу, Смирнов прикрыл ее куском парашюта и прочитал по-русски заупокойную молитву. Вечером умер еще один, на рассвете скончался лейтенант Хендрикс. Похоронив их, Смирнов прилег и заснул, но вкоре был разбужен шумом моторов японского бомбардировщика, который сбросил две бомбы на лежащий самолет Смирнова. К счастью они упали вдалеке от цели.
Русский летчик отправил двух голландцев на поиски воды, приказав им вернуться к полудню. Они вернулись только к закату, покрытые солнечными ожогами. На третье утро скончался 18-месячный ребенок, которого похоронили рядом с матерью… Из имеющихся на самолете резиновых и медных трубок, керосиновой банки и горелки Смирнов и уцелевшие беженцы собрали примитивный опреснитель морской воды, но производимого им количества пресной воды было все равно недостаточно.

Четвертое утро ничего не изменило в положение пострадавших. Тогда Смирнов, разделив оставшуюся воду между четырьмя голландцами: сказал: «Другого выхода нет — вы должны идти в город Брум, иначе мы все погибнем». Смирнов не знал, что ближайшей точкой, где можно было бы найти помощь, была скотоводческая заимка в 10 километрах к северу…

Пятую ночь и следующий день Смирнов занимался тем, что следил за горелкой, изредка засыпая на короткое время. Ушедшие не возвращались, и это давало надежду, что они дошли, и помощь уже в пути. Ночью скончался раненый механик…
После полудня Смирнов заметил на горизонте две точки. Боясь, что это японские самолеты, он приказал едва державшимся на ногах людям, разбрестись по берегу, лечь и не шевелиться. Самолеты приблизились, и он увидел на них опознавательные знаки RAAF. Встав на ноги, из последник сил он стал махать руками, то же сделали и остальные. Сделав над ними круг и снизившись, самолеты на парашютах сбросили на прибрежный песок несколько ящиков.
Как дикие животные, уцелевшие беженцы бросились к ним и стали их рвать. В ящиках были еда, вода, лекарства, бинты, молоко и сигареты.

Русский летчик вынул из кобуры револьвер и выстрелил в воздух, и это остановило измученных людей:
в самом деле, после долгого голодания быстрое насыщение могло закончиться для них плачевно. Смирнов дал всем выпить немного воды, через некотjрое время опять и только после этого разрешил немного поесть… Настроение у беженцов поднялось, пришла надежда на спасение, и они в ажиотаже выбросили в море примитвный опреснитель, который сохранил им жизни. Они еще не знали, кто на самом деле спас им жизнь…

Через несколько дней после падения DC3 абориген Бернард Джордж шел из Брума в поселок миссии Бигл Бэй, когда увидел вдалеке на берегу залива лежащий на песке самолет. Зная о бомбардировке Брума он понял, что это связано с японским налетом.
Седьмого марта, придя в Миссию, он сообщил об этом монаху брату Ричарду и игумену отцу Фрэнсису. Об этом сообщили командующему военной базой, расположенной в Бигл. Итак, через 45 минут помощь была готова — вода, еда, лекарства, бинты и пр. Все было погружен на мула. На помощь пострадавшим отправились офицер Клинч и абориген Джоу Бернард. Нагружен был и второй мул, которого повели абориген Алберт Келли и монах Брат Ричард. По пути они встретили голландцев, которых послал в Брум Смирнов. Они заблудились и шли обратно к месту катастрофы.
Подошли и абориген с монахом Братом Ричардом. Первую помощь голландцам оказал монах. Подогрев чайник с водой, он развел мыло до состояния пасты и смазал беженцам обожженуую кожу. Напоив их водой, а затем дав им немного еды, он отправил их вместе с аборигеном Албертом на скотоводческую заимку, которая находилась примерно в 13 км от места встречи и нескольких милях от места катастрофы.
Клинч приказал аборигену Джоу идти с мулом к месту катастрофы, прояснить обстановку и возвращаться обратно…

Смирнов проснулся, когда над ним склонился пришедший к месту катастрофы абориген. Летчик выхватил револьвер и направил его на пришельца, но тот улыбнулся. Положив руку на плечо русскому летчику, он сказал: «Ты лежи. Чаю хочешь?» — «Ничего не может быть лучше,« — ответил Смирнов.
Сняв с мула мешок, абориген достал маленький чайник и щепки, развел костер, вскипятил воду и заварил чай. «Скоро будет помощь!» — сказал абориген и удалился вместе с мулом.

На следующий день в полночь к лагерю подошли Клинч, монах Брат Ричард и абориген Алберт Келли. Не дойдя до лагеря, они почувствовали сильный трупный запах.
Трупы умерших беженцев были похоронены очень неглубоко и быстро разлагались во влажном и жарком климате… Обратный путь к Миссии Бигл Бэй занял три тяжких дня…

Многие жители Брума на своих машинах тоже искали упавший самолет и пострадавших. Многе из них добрались до Миссии Бигл Бэй.
Одна из машин привезла с места катастрофы почту, но таинственной посылки среди нее не было…

Поблагодарив миссионеров и аборигенов за помощь и спасение, Смирнов и его товарищи на одном из грузовиков отправились в Брум.
По прибытии в город они были помещены в госпиталь и пробыли там на обследовании и лечении несколько дней.
Через неделю русский летчик вылетел в Перт, а оттуда в Мельбурн. Конечной целью поездки был Сидней, где находилась в то время его жена.

Во время остановки в Мельбурне его посетили полицейский детектив и служащий банка Commonwealth.
— Капитан Смирнов? -спросил Ивана служащий банка. — Я здесь, чтобы принять посылку, которую Вы получили перед отлетом из Бандунга.
— Посылка утеряна, — ответил Смирнов и рассказал все, что произошло. — А что было в посылке? — спросил он.
— Бриллианты, тысячи высококачественных бриллиантов!

…В марте 1942 года трое местных жителей, опасаясь дальнейших японских налетов, решили уехать из Брума и отправились на катере на север от города. По пути они увидели на берегу упавший самолет. Один из них, человек по фамилии Палмер залез в самолет и обнаружил за сидением пилота (по другим сведениям, просто на пляже во время отлива) отсыревший коричневый пакет с сургучными печатями, обвязанный шпагатом. Забрав пакет с собой на катер, он открыл посылку. Внутри нее был ящичек из-под сигар, наполненный бриллиантами. Высыпав их в таз, Палмер отобрал самые крупные и пересыпал их в алюминиевую кружку, которую спрятал.
Завернув оставшуюся половину бриллиантов в тряпку, вернувшись на катер он рассказал двум другим — Робинсону и Малгрю, что на песке рядом с самолетом он нашел размокший пакет с «камушками». «Берите себе по горсти и никому не рассказывайте о находке", — сказал он.

Джэк Палмер собирался записаться в армию, и рассчитывал, что, вернув часть бриллиантов властям, он сможет за свой поступок получить какие-то привилегии. Отобрав мелкие бриллианты, он прилетел в Перт и, придя к начальнику военного округа майору Гибсону, рассказал об увиденном им упавшем самолете и о том, что рядом он обнаружил размытый водою пакет, в котором нашел бриллианты. Протянув майору пакетик, он сказал, что это все, что он нашел. Майор к тому времени уже знал об упавшем самолете и о ценном пакете.

Началось расследование. Выяснилось, что Палмер вынес «что-то» из самолета, кроме того, на пляже были обнаружены обрывки обертки, шпагата и сургуча с пропавшей драгоценной посылки. Рассказали об этом аборигены с катера, не стали скрывать правду и Робинсон с Малгрю. Последний, положив бриллианты в коробочку из-под фотопленки, закопал ее в песок на пляже в Бигл Бэй. Коробочку нашла аборигенка, бродившая по пляжу, и отдала ее начальнику военой базы.
Кроме того, бриллианты стали находить в самых разных местах — у китайского торговца, у местных аборигенов, в спичечном коробке в купе железнодорожного вагона, в печке одного из домов в Бруме и т. д.

Расследоване продолжалось. 12 апреля 1943 года в Перте состоялся суд над Робинсоном и Малгрю. Они были оправданы, так как воровства, как такового, они не совершали. Не был осужден за воровство и Палмер, так как он передал властям часть бриллиантов. Осталось недоказанным то, что он присвоил себе часть бриллиантов, и он был оправдан.

Палмер верулся в Брум, поступил на военную службу и стал смотрителем маяка. После войны он открыл продуктовую лавку, обзавелся причалом для катеров, через некотрое время купил дом, мотоцикл и машину — в общем, зажил припеваючи. Однако, в 1950 году у него был обнаружен рак желудка.
Он находился в госпитале города Брум, когда его посетил священник о. МакКелсон. Во время беседы он спросил Джека: «Что ты сделал с оставшимися бриллиантами?» — «Я все отдал властям", — с улыбкой ответил Джек…

Всего в послыке было бриллиантов на 300 000 фунтов стерлингов по ценам тех лет, возвращено было на сумму 21 777 фунтов.
Тайну исчезнувших бриллиантов, рыночная стоимость которых сегодня составила бы 10 миллионов долларов, унес с собой в могилу Джэк Палмер.

А капитан Смирнов, в конце концов, встретился с женой в Сиднее, затем они переехали в Брисбен. В 1943 году его вызывали на суд в Перт, где он давал показания. Ему не было предъявлено никаких обвинений. В 1944–45 годах он работал пилотом в компании American Airway, а в 1946 году вернулся в Голландию, в Амстердам. Его жена вскоре скончалась в 1947 году. Смирнов продолжал летать до 1949 года (на фото — Смирнов в послевоенные годы).
По некоторым сведениям, у него был шанс побывать на Родине в качестве пилота KLM, но разрешения на въезд в СССР он так и не получил.
Выйдя на пенсию, Смирнов переселился на остров Мальорка, где скончался 28 октября 1956 года.
Там он и был похоронен, но через три года его прах был перезахоронен в городке Хеемстеде в 40 км от Амстердама рядом с могилой жены.
Ну, а место падения самолета DC3 и по сей день называется Smirnoff Beach.

Жизнь этого незаурядного человека и храброго летчика вместила в себя невероятно много. Вероятно, его можно считать счастливчиком — он был участником самых драматических событий XX века. Летная карьера Смирнова была поистине уникальной — его налет составил 27 000 часов!
Он написал две книги о своей жизни и об авиации «Smirnoff vertelt» («Смирнов рассказывает», 1938) и «De toekomst heeft vleugels» («У будущего есть крылья», 1947). К его личности проявил интерес и Голливуд — в 1944 году две киностудии написали киносценарии о его жизни, но русскому летчику они не понравились, и он отверг эту идею.

Самолет Iwan Smirnoff в голландском музее авиации

Иван Васильевич Смирнов стал легендой. Теперь, когда многие десятилетия спустя к нам вернулись имена героев Первой Мировой войны и эмигрантов, Россия имеет полное право гордиться тем, что он стал одним из самых знаменитых ее сыновей.

Оригинальная публикация о Иване Смирнове принадлежит Георгию Косицину (газета «На Сопках Манчжурии») и была помещена им с разрешения издателя «Hesperian Press» (Западная Австралия). В настоящий материал были внесены некоторые дополнения и изменения.

Владимир Крупник, Перт (в наст.время в Казахстане)
http://www.unification.net.au/articles/read/1576