Мишань , только теперь это не российский завод , а итальянский. Вот тебе и весь хрен до копейки.

Совместное.Налоги все платятся.Зарплата ,премии.Рабочих и ИТР регулярно поздравляют с праздниками.Детям экскурсии организовывают.
Санкциями очень недовольны.Переводчик переводит выступление итальянцев- помолчит и говорит-неразумные санкции и тихонько улыбнётся .

Михаил Харитонов
2 ч. ·
АНГЛИЙСКОЕ ВОЛШЕБСТВО

В детстве я очень любил читать «Литературную газету». Потому что это была единственная интересная газета в СССР – ну или, как минимум, в РСФСР. Читал я её от корки до корки… ну нет, конечно, вру, только вторую тетрадку я так читал. Но уж её – да.

Но было одно исключение. Некая журналистка, фамилию которой я помню смутно, время от времени занимала подвал статьёй про нравственность. Основной идеей тёти было то, что ежели истребить всю безнравственность, останется одна нравственность (с) Святенков). Безнравственность же она видела прежде всего в молодёжи. Которая не готова к подвигам борьбы и труда, а курит, пьёт, песни поёт и ещё кое-чем занимается. Хотя чувствовалось, что ей «вообще всё не нравится», такой человек.

Потом я подрос и «Литературку» читать перестал. Даже забыл, что есть такая газета.

Потом случились геополитические преобразования, стало совсем не до чтения. Но время от времени я всё же газетки покупал и в них заглядывал. И вот в одной из них – кажется, в тогдашней «Независьке», в году так девяноста шестом, если мне не изменяет память - мне попалась на глаза та самая фамилия.

Тётенька, оказывается, переехала в Лондон. В Лондон она переехала.

Так вот, в Лондоне ей нравилось абсолютно всё. Вот вообще всё ей нравилось, вот каждый плевочек на мостовой она готова была слизать и плакать от счастья, таким совершенным чудом был этот английский плевочек.

Особенно мне запомнился такой пассаж. Тётя едет на английском автобусе (следует восторженное описание автобуса – как будто она в пустыне жила и в жизни не видала самодвижущегося чуда), и посередине этого автобуса лежит бомж. И, представьте себе, никто этого бомжа не беспокоит, потому что англичане бесконечно блюдут Прайвеси, и этот бомж лежит, как Свободный Человек, а не как русский раб какой-нибудь там. Правда, от бомжа попахивает (этого она не утаила), но попахивает от него Свободой и Прайвеси, а не русской вонью. И – о Боже, Боже, как хорош этот бомж, как он изумителен, как и вообще всё в Лондоне!!!

Я думал, подобное может написать только советская фрустрированная тетёха, никак не могущая пережить счастья нахождения Заграницей. Однако гораздо позже я обратил внимание на одно место из герценских «Былого и дум»:

"Французу так дик, так непонятен мир самоуправления, децентрализации, своеобычно, капризно разросшийся, что он, как долго ни живет в Англии, ее политической и гражданской жизни, ее прав и судопроизводства не знает. Он теряется в неспетом разноначалии английских законов, как в темном бору, и совсем не замечает, какие огромные и величавые дубы составляют его и сколько прелести, поэзии, смысла в самом разнообразии. То ли дело маленький кодекс с посыпанными дорожками, с подстриженными деревцами и с полицейскими садовниками на каждой аллее. <…> Видит ли француз пьяных, дерущихся у кабака, и полисмена, смотрящего с спокойствием постороннего и любопытством человека, следящего за петушиным боем, — он приходит в неистовство, зачем полисмен не выходит из себя, зачем не ведет кого-нибудь au violon. Он и не думает о том, что личная свобода только и возможна, когда полицейский не имеет власти отца и матери и когда его вмешательство сводится на страдательную готовность — до тех пор, пока его позовут. Уверенность, которую чувствует каждый бедняк, затворяя за собой дверь своей темной, холодной, сырой конуры, изменяет взгляд человека. Конечно, за этими строго наблюдаемыми и ревниво отстаиваемыми правами иногда прячется преступник, — пускай себе. Гораздо лучите, чтоб ловкий вор остался без наказания, нежели чтоб каждый честный человек дрожал, как вор, у себя в комнате". И дальше – воспоминания о русской полиции, так Герцену досаждавшей.

Тут что интересно. Люди восторгаются вещами, которые в другом месте и в другое время вызвали бы у них отвращение. Бомж, дерущиеся пьяные – ну неприятные же вещи. Случись всё это даже не в России, а в той же Франции – они бы писали с возмущением «вот бомж валяется, фу», «в кабаке пьяные дерутся, фи». Но вот БРИТАНСКИЙ бомж, БРИТАНСКИЕ пьяные – святы, сияющи, потому как они суть символы Свободы и Прайвеси.

Я совершенно не собираюсь тратить время, чтобы обличать русских (и других) дураков, ведущихся на это. Интереснее обсудить – а НА ЧТО ИМЕННО они ведутся? В чём фишечка?

Пожалуй, в «английской невозмутимости». Которая вызывает неистовый восторг, в противоположность тому же «русскому тупому равнодушию».

Представим себе привокзальный сортир на отдалённой станции. Три очка, ничем друг от друга не отделённые, говно, мухи. Поставим такой сортир в России – и в Англии. В России мы увидим на этих очках трёх срущих мужиков. Которые пердят, тужатся, ну и всё такое. Друг на друга не смотрят, как будто тут никого и нет. УЖОС. В Британии, даже если там найдётся подобный сортир, над очками будут восседать три Аристократа. Свобода их будет заключаться вот в чём – у всех троих будут такие рожи, как будто они на приёме у Её Величества. Друг на друга не смотрят, так как пялиться на посторонних неприлично. ЧУДО.

И что самое интересное. На самом деле англичане хамы почище нашего, и рожи у них вполне заурядные. Но мы УВИДИМ в сортире именно трёх аристократов, срущих величественно и надменно. Потому что мы ГОТОВЫ это увидеть. Английские реалии отвечают этой готовности, эта маска на них хорошо сидит – но это именно маска. Или «зелёные очки волшебника Гудвина». Натянутые на наши глупые рожи величайшими мастерами своего дела.

PS. Французы тоже могут, но хуже. Париж «уже не тот» и всё такое, хотя волшебство до сих пор действует. Знаю людей, которым любая парижская помойка милее даже немецкого дворца (про «рашку» вообще не говорю).